- Все было заранее подготовлено, - все же нашел в себе силы заговорить Рокфор. - Наемники этого ублюдка напали сразу на несколько верфей. И у них там были свои люди, без сомнения. Увели несколько кораблей, а свидетели утверждают, что видели, как он сам поднимается на борт одного из них. Сбежал с острова, теперь его ищут, но вряд ли будут этим заниматься долго. У короля хватает и других забот, чтобы искать единственного... убийцу, - карийский феодал больше не мог сдерживаться, и, извинившись, вышел, едва сдерживая слезы.
- Четырнадцать кораблей, - подтвердил Северед. - Восемь у Гористаров, три с Камских верфей, одно торговое судно и еще один ваш фрегат, из тех, что стояли в охране «Сакрала». Напали даже на сам «Сакрал», но здесь мы смогли отбить нападение. Я боялся чего-нибудь подобного, но не мог представить, что решиться напасть на саму свадьбу, это идет против всех законов, божеских и человеческих. - Корсар покачал головой, все еще пребывая в шоке от увиденного собственными глазами: - Такое невозможно простить ни по одним законам, ни в одном месте, куда когда-либо заносила меня судьба.
- Никогда себе не прощу, что тогда отказался от вашего предложения, - прохрипел Эдвард, вспомнив предложение корсара напасть на Респира первыми, перебить его людей и убить его самого прежде, чем этот безумец натворит бед. - Но теперь я знаю, что должен делать. Как только встану на ноги... - Его лицо перекосила гримаса злобы, единственная эмоция, что еще пробивалась из-под сплошного покрова боли и отчаяния: - призову старика Гористара к ответу.
- Не получится, - покачал головой Де Адрил. - Старый барон мертв. Респир выстрелил ему в лицо, это было первым актом всей этой постановки. Наверное, он пытался контролировать этого психа, удержать от подобного безумия, но только подписал себе смертный приговор. Дом Гористаров уже объявил цену за его голову, но вряд ли у них что-то выйдет. Он переиграл его точно так же, как и всех нас. А сейчас, наверное, сидит в каком-нибудь кабаке и смеется над всеми.
- Недолго ему смеяться, - от мысли об этом человеке в Эдварде проснулась такая ненависть, что даже боль отступила. Холодное чувство, словно выкованное из стали, единым прутом пробивалось сквозь истощенное отчаянием сознание, возвращая к жизни и заставляя мозг начинать логически мыслить: - Я убью его. За все то, что он сделал, такое не должно остаться прощенным... - Он понял, что все еще держит руку Севереда, сжав с такой силой, что даже побелели костяшки пальцев. Отпустив его, добавил: - Куда бы он не сбежал, как бы далеко не прятался, все равной найду его и заставлю ответить за все, что он сделал. Со мной... с ней...
- Не самая хорошая идея, - попытался его остановить Северед. - Вы барон, у вас множество дел как на Рейнсвальде, так и за его пределами, не стоит губить свою жизнь лишь ради того, чтобы выследить одного безумца.
- Жизнь?! - выдохнул Эдвард, - О какой жизни вы говорите, капитан? О какой жизни вообще может идти речь? Моя жизнь закончилась у ступенек храма, когда этот выродок расстрелял мою жену, которая только начинала жить! И меня вместе с ней. Я умер еще там, там осталась моя душа, сгорев без остатка! И теперь вообще не понимаю, почему вы меня спасли, почему не дали умереть рядом с ней, все равно для меня было бы лучше, нежели чем сейчас дышать и понимать, что больше никогда не увижу единственного в этом мире человека, который хоть что-то для меня значил!
Он снова сорвался на крик, выплескивая из себя эмоции, как из пробитого бака, так что в палату даже вошла медсестра, но Де Адрил остановил ее жестом. Эдварду необходимо было выговориться, иначе эти мысли, покоящиеся в его голове, убьют барона вернее любого клинка.
- Барон, - Де Адрил тоже попытался вмешаться. - Я понимаю вашу боль утраты, но вы должны хотя бы сейчас вести себя спокойнее, ваш организм еще очень слаб, такие сильные эмоции могут вам повредить. Вы же не хотите до конца своих дней оставаться прикованным к инвалидной коляске?
Такие уговоры все же подействовали на молодого барона, и он попытался успокоиться, отгоняя от себя все еще безумствующую внутри ненависть. Лишь в сознании все еще огненными буквами чертилось имя «Респир». Стоило только закрыть глаза, как эта появлялась перед внутренним взором, напоминая о случившемся.
- Хорошо, но не думайте, что я откажусь от этой цели, - прохрипел Эдвард, цепляясь за эту мысль как за единственную, что еще позволяла дышать и оставляла жажду жизни. Если отпустить эту единственную ниточку, то сознание просто сгорит в собственном отчаянии и боли потери. Необходимо было цепляться хоть за какую-то цель, но после смерти Изабеллы ни одна из них не казалось даже близко столь же значительной и достойной. Лишь пепел его прежней жизни, сгоревшей в доли секунды в пламени с лицом Респира. Собравшись с духом, он посмотрел на своих товарищей, сейчас стоявших рядом и едва смог выдавить из себя: - Я поклялся ей, что никогда не брошу ее, всегда буду рядом, но в тот момент, когда действительно понадобился ей, то не смог помочь... не успел...
- Это не ваша вина, барон, - попытался успокоить его Северед, - никто не предполагал подобного.
- А чья тогда?! - чуть не взвыл Эдвард, - Чья это может быть вина, что я не смог защитить ее даже от одного единственного психа с автоматом? Чья? Я должен был это сделать, никто другой! Но не смог... теперь только и могу, что отомстить за нее, ничего другого мне не остается. Капитан! Доложите командованию флотом, что с этого дня вы мой связной с ними, вашим словам должны подчиняться как моим собственным. И вы отвечаете за то, чтобы все корабли были готовы к тому моменту, когда встану на ноги. Де Андрил, свяжитесь с остальными моими вассалами и сообщите, что я собираюсь собрать войска. И свяжитесь с Де Кастери, пусть готовиться к прибытию «Сакрала». К сожалению, я не смогу присутствовать при этом столь важном моменте, но не откладывать его отправление ни на один час. Командовать всем будет Райсор, так и передайте ему. Все мои силы будут в его прямом распоряжении
Мысль работала с бешеной скоростью, как поршень в древних двигателях внутреннего сгорания, что еще порой использовались в отсталых анклавах. Не обращая внимания даже на лекарства в крови, она заставляла сознание и сердце двигаться в едином ритме, заставляя его, в конце концов, просто жить. И пусть Эдвард сейчас прикован к кровати, подобное совсем не значит, что не может готовить собственные феоды к тому, что им предстоит. Ни одно лекарство не могло поставить его в этот момент на ноги быстрее, чем клокотавшая в душе ненависть.
***
Сознание вещь удивительная. Недаром говорят ученые, что не смогли раскрыть и десятой части всех тех процессов, творящихся в человеческой голове, заставлявшие всех людей думать, творить, любить и надеяться. Мысли берутся откуда-то из недр человеческого мозга, представляя собой десятки тысяч нейтронов, пробегавших по нервным волокнам, переплетенных друг с другом в его подкорке, но как именно эти нейтроны складываются в осознанные слова и фразы, как именно они вызывают у людей чувства, заставляют любить и ненавидеть, бояться и радоваться, никто до сих пор не мог рассказать. Одна из тех загадок, над которыми человеческий разум будет биться еще сотни лет, прежде чем придет к верному ответу. Если такой ответ вообще существует...
Эдвард больше не верил, что у него еще осталось хоть что-то, ради чего стоит жить. Единственное, что оставалось в голове, так боль и отчаяние, а так же светлый образ Изабеллы, такой, какой его запомнил, счастливой и радостной, смотрящей на него влюбленными глазами, в каких, кажется, тонул его разум. Тепло ее тела и мягкие касания ее рук, тихий шуршащий звук ее платья и беззаботная улыбка, когда они танцевали на балу. Искреннее счастье, когда целовал ее, и то чувство полета, что охватывало его душу каждый раз, когда она оказывалась рядом.
Он должен был запомнить это, отложить где-то в глубине своей души, чтобы окончательно не провалиться в безумие отчаяния, что порой накатывало на него, заставляя рыдать как маленького ребенка, до судорожных всхлипов и неконтролируемых сокращений диафрагмы, грозивших переломать его и так едва держащиеся друг с другом ребра, пробитые пулями в нескольких местах. Врачи накачивали его успокоительным, чтобы дать легким хотя бы немного спокойствия, поскольку нужно было время, чтобы оставшиеся от пуль отверстия смогли нормально затянуться. Однако и в этом сне, куда проваливался вместе с дозами снотворного, его преследовал образ Изабеллы, прошиваемой пулями и окровавленным телом падающей на землю. Каждый раз ему не хватало всего лишь одного шага, одной секунды, чтобы закрыть своим телом, принять эти пули вместо нее, дать шанс ей жить. Его жизнь не важна, не стоит и ломанного гроша, пусть она живет, пусть она дальше дышит, он готов поменяться с ней местами, но смерть каждый раз забирает именно ее, оставляя Эдварда рыдать над ее трупом, глядя в остекленевшие глаза, где отпечатался след боли и страха.